Амулет согласия - эссе о детстве Маленкова С.К.

Проекты Маленкова С.К.

(серия: эссе о моём детстве)

Амулет согласия

1. Лебединый шрам \ 2. Садик без садика \ 3. Семейные войны \ 4. Амулет согласия \

Как не раз мной описывалось, я с детства обладал невероятной рассудительностью, что отчасти было элементом маминого воспитания. Она считала, что ребёнка всему можно обучить рассуждениями и объяснениями. Мне должно было нравиться то, что я должен честно и твёрдо исполнять…

Это убеждение я потом вписал во все свои предложения к правовым реформам.

Законы будут исполняться охотно и добровольно, без запугивания и принуждения, если они будут нравиться.

Но пора детства очень длинна, и каждый день и час его бывает столь разительно отличен от других (особенно в первые годы), может влиять на многие моменты поведения взрослого индивида…

Меня никогда почти не лупили, вразумляли объяснениями и уговорами. Я это ценил, т.к. знал способы воспитания своих сверстников… Это правило прижилось не сразу.

Как говорят, все дети рождаются одинаковыми. Но, - нет, по своему опыту созерцания детей разного возраста и их воспитания, по своему опыту воспитательного воздействия на них - я знаю, что дети очень разные с рождения и по характеру, и по склонности к оттенкам общения со взрослыми и себе подобными.

"Хочу - не хочу", "буду – не буду" – частые резоны детского поведения.

А вот "подумаю, а потом соглашусь или нет" – встречается редко.

И, конечно, детские капризы сначала были у меня обычнее, чем рассуждения.

Что совершенно безумно непростительно, так это то, что, поставив цель воспитания поколения с необычными и прогрессивными качествами, правительство СССР не удосужилось массово издавать литературу по педагогике, включить педагогику в ликбез для взрослых и для вступающих в брак.

Чему ж удивляться, что усилия многих воспитательных учреждений (дошкольных, школьных, клубно-кружковых, санаторных[1], спортивных, ВУЗов, детских комнат милиции и т.д.) – шли "на смарку".

А ведь разорванные цепи в производстве не скрепляют ниточками.

И в жизни надо хорошо знать место и назначение каждого звена. Они похожи, но не одинаковы, они составляют ряд, похожий на хромосомный, ДНК. Каждая вариация создаст новый вид человека и его поведения.

Возможно, эти мои формулы в педагогике предстоит ещё доказывать, а возможно, они уже давно доказаны, их надо просто понять и использовать.

Вот иллюстрации из моего детства.

Картинка 1. Лебединый шрам

Я не помню сцен своего тупого детского упрямства. Может, их и не было. Может, они потом активно стирались.

Например, в активной драке с соседкой за ёлочную игрушку в возрасте около годика, мы разорвали пластмассового лебедя и его осколком я получил шрам под глазом, который не проходил более 20 лет.

Хорошо, что ничего подобного я не причинил соседке. Получить или не отдать для меня значило одно, а доказать это ударами – много иное.

Обе наши няни в это время пили чай и беседовали тут же в комнате…

Как описывала потом мама, она от внезапно возникшего волнения вдруг не смогла больше работать, бросила работу и "как сумасшедшая" помчалась домой…

Бежать надо было 3 квартала.

Мимо базара и заводиков, мимо сквера городского Дома Культуры с левого края дороги, мимо бараков (из которых совсем недавно выехали в тот втрое более дальний дом) по правому краю…

Она влетела в комнату, когда я ревел, размазывая по себе вокруг кровищу,

а глуховатые бабки-няньки… так и сидели в беседе за чаем…

В ушах ли было дело, или совсем другие уши матери услышали эту беду за сотни метров?

Картинка 2. Садик без садика

Могло ли после этого родиться большое доверие к воспитателю с "чужой душой"?

И от этих "чужих душ" я потом сам сбежал из детского садика, в котором ни за что не хотели посадить садик по моему требованию… Просто, чтобы соответствовать названию по табличке "Детский САД". А ведь это было так просто!

А ведь и это враньё (садик без садика) запоминается, ложится камнем в фундаменты воспитания.

Через несколько лет я нашёл в Новомосковске Дворец пионеров, в который пускали всех детей, а не только пионеров. Настоящий Дворец, не отобранный, а вновь специально построенный! И при нём был САД (и даже огород!), которые не звали ни пионерским, ни детским… А недалеко от них был настоящий Детский ПАРК. А в нём уже несколько десятилетий работает настоящая Детская железная дорога (с вокзалом, поездами…). И создана она на собранный детьми металлолом. И я его собирал на этот поезд тоже.

И была в городе детская поликлиника, детское отделение больницы, детские библиотеки…

Только вот настоящий Детский САД я так и не встретил ни в одном городе…

Спросите администрации страны: почему они это моё требование не выполнили и спустя 50 лет? Это понять и исполнить так просто!

Картинка 3. Семейные войны

Доказательства силой в драках часты среди и детей, и взрослых, но всегда ли прав более сильный и ловкий? И сколько уродств и смертей приносят такие доказательства?

Это мне предстояло понять много позже. В годик я это не разумел, но характер у меня был явно не смирный, не "стойловый"…

Я сопротивлялся многим требованиям, которые считал несправедливыми, неправильными.

В детских играх о правилах всегда можно было договориться заранее, можно многое и переиграть.

Взрослые теряли эту способность, их правила зачем-то шли от других взрослых, чьё "дворовое верховенство" казалось не справедливым, обидным, требовало переигровки правил или… драки[2]…

В драке взрослые побеждали всегда своих детей, т.е. они их просто лупили.

Это было наивысшей несправедливостью.

И, если взрослые получали от выросших детей затаившуюся месть, то только потому, что они это не хотели понять и избежать в далёком детстве ими рождённых судеб.

Картинка 4. Амулет согласия

Не без силового воздействия начиналась и моя семейная карьера.

Несколько раз отец пытался снять с себя ремень для моего наказания. И каждый раз мама закрывала меня собой: "Меня бей! Я виновата!".

Меня вовсе не радовала возможность избежать порки за счёт кого-то. И я остро понимал, как несправедливо может папа наказать маму[3] за мою непослушность или непонятливость. И я старался понять все разъяснения мамы. Тем более, что мы оба охотно слушали умнейшие разъяснения отца по многим вопросам.

Навряд ли такое возможно без авторитета правильности поступков родителей в видимой ребёнком (или пересказываемой) жизни.

У нас в семье рано сложился культ знаний. Не хотеть знать что-то было стыдно.

Но однажды я совершил какую-то глупость с дерзостью. И отец схватил кусок нарезанной для чего-то кожи и свистанул им "в сердцах" по мне. Целил он по заднице в коротких штанах, но мама инстинктивно меня отдёрнула, и удар пришёлся по голой ляжке…

Рубец был очень выразительный и не заживал очень долго… Горевали все трое. Каждый по-своему.

Мне пришлось удивлять сверстников желанием ходить в чулках не подтяжках (тогда колготок не было) или в шароварно-спортивного вида брючинах в жару и в помещениях, где все переодевались в более лёгкое…

Шрам этот тоже был виден на ноге много лет. И всем я говорил, что слетел когда-то с дерева… А врать я не любил.[4]

А этот узкий кусок ремённой кожи[5] висел на гвоздике платяного шкафа потом лет 20 как амулет от всех подобных разногласий[6]…

Помнишь, как было больно? – спрашивала мама. – А что было больней: шрам или чувство несправедливости удара?

И этот вопрос был "в самую точку".

Любые шрамы телесные заживают быстрее шрамов душевных.

И у нас больше никогда не было семейных драк. Никого и ни с кем. Ни по какому поводу. Не было ни одного вопроса, который мы не могли бы урегулировать обсуждением и решением взаимного согласия.

Картинка 5. Не по-учительски

В нашей квартире из 2-х семей не было споров по вопросам воспитания. Еврейская семья Первозванских жила не шумно, но младшая (моя одногодка, виновница моего шрама под глазом) не была мне врагом, но и не становилась подругой.

Мои идеи и ценности не находили поддержки ни в одной семье дома. Со мной не запрещали дружить, но и настоящей дружбы ни с кем не складывалось.

Однако, у меня появился товарищ в квартире напротив, симпатичный и тихий Славик. Он был моложе меня на несколько лет. Его отец, Дмитрий Банников, – одарённый электрик (сам чинивший телевизоры), а мама (Надежда) – учительница. Нашу семью они приглашали к себе на просмотры чуда – телепередач. Со мной отпускали Славу гулять и играть.

При его практически образцовом поведении, находились малопонятные мне грехи, наказание за которые производилось отцом исключительно поркой ремнём. При этом Слава обязан был сам снять штаны и трусы, лечь на диван кверху попой и принять сполна, не пытаясь встать или удрать, не вымаливая пощады…

Может, в этом и был какой-то элемент осознания вины и признания неминуемости наказания.

Может, это был элемент воспитания 40-х и 50-х, секрет которого я тогда не знал, не приму и теперь. Но я не мог понять этой жестокости и безсмысленности, не мог понять возможности родительской любви в этом и после этого.

Кажется, в детдоме или казарме детских военных училищ и то это было бы "чересчур". А в семье с интеллигентным обращением?… На было в ней садистов или пьяниц, дебоширов. Была ещё красивая старшая сестра, усердно учившая английский, к которой претензий и ругательств я не слышал.

И никогда я не видел у Банниковых тех толковых и душевных бесед на любую тему, которые были у нас. Впрочем, у нас они тоже шли не прилюдно. Я не слышал от Славы о читке книг вслух, которые устраивал вечерами, кажется, только мой папа. Я не мог через него получить энциклопедическую консультацию мамы-учительницы. Даже не помню профиль её преподавания.

Может, это было б нормально для электрика, но нормально ли для учителя? Почему верх взяла "казарменная педагогика"?

Банниковы много раз обсуждали вопросы воспитания с моими родителями, ни о чём не споря. Им нравился результат воспитания (в моём лице), но они опасались появления необузданного своеволия. А чем плохо его обуздание умом, а не страхом?

Когда я закончил 5-й класс и переехал в "южную" часть города, о школьных успехах Славы говорить было рано. В нашей семье доверие к моему разуму и поведению росло с каждым годом. Никогда родители не пожалели о начатом воспитательном курсе.

Затем переехали и Банниковы, но на другой край города, ближе к "обжитой" его части с рынком, магазинами, администрациями… Мы поддерживали знакомство заходами в гости. В каком году кончилась профилактическая порка, я не узнаю, если в своих мемуарах это не опишет сам Слава. Но общих интересов, необходимых для настоящей дружбы, у нас и в наших семьях не было.

Потом Слава стал милиционером. Защищал ли он людей от бездумной порки? Я не знаю…

Я, как известно, пробовал свои силы в педагогике, и успешно применил метод обучения без насилия и запугивания. Только на любознательности и интересе к процессу и результату.

Родители и педагоги! Педагогика какой семьи вам ближе?

Март 1954 - 1974 – 1994 – 2004

PS: Часть жизни нашей семьи от судьбы деда до 1974 года описана в повести "Уникум, мечтавший о Безработице", посвящённой одному из моих личных рекордов[7], где частично описаны и другие мои предложения по педагогике. Иные статьи по педагогике стоят в разделе "Вечные студенты".